– Одновременно и облегчение, и разочарование.
– Да. Я хотела предложить вам пройтись немного и вернулась с этим конвертом и зонтом. Но потом меня что-то остановило, я решила просто подбросить их...
– И тут вам пришло в голову, что я, должно быть, ищу вас в доме для гостей, и волею судеб мы разминулись.
Она кивнула.
– Почему я не чувствую себя глупой?
– Потому что вы знаете, что я не нахожу это глупым. – Он остановился, но продолжал стоять к ней вполоборота, вглядываясь в далекий горизонт, где небесная темень стекала в океанскую. – Обстоятельства, при которых мы встретились, переполнили нас отрицательными эмоциями и создали излишнее душевное напряжение, поэтому мы могли ожидать друг от друга лишь ненависти... или, вернее, отвращения.
– Я знаю это, и не перестаю себя спрашивать, обратила бы я на вас внимание, окажись мы с вами в нормальных условиях?
– Если бы я вас повстречал в другом месте, я бы обязательно вас заметил, – улыбнулся Тайсон.
Она снова пустилась в путь, увлекая его за собой.
– Давайте побеседуем о чем-нибудь другом. Я хочу заострить внимание на тех пунктах заявления, которые вы выберете для занесения в мой рапорт.
– При первой встрече, – ответил с ухмылкой Тайсон, – я дал добро на любую информацию. Какой же смысл в еще одном заявлении?
– Ну, в первый раз вы сказали, что проводили военные операции против вооруженного врага, и все это прозвучало правдоподобно. А раз так, то вам следует категорически отрицать показание свидетельствующих против вас очевидцев – Брандта и Фарли. Вот видите, это – свидетели, которых держит государство против вас. Беседа Пикара с сестрой Терезой недостоверна, но имеет право быть принятой. Кроме того, против вас нет никаких документальных и вещественных доказательств вашей вины, поэтому дело, если его возбудят, периодически возвращается к Брандту и в меньшей степени к Фарли.
Тайсон облегченно вздохнул.
– Значит, мне следует открыто опровергать то, что они говорят?
– Да. Или доказать, что они лгут, или что они не были беспристрастными свидетелями событий. Другими словами, умалить правдоподобность их показаний путем обнародования существовавших между вами разногласий. Или говоря языком закона, уличить их в лжесвидетельствовании.
– Очень мило с вашей стороны посоветовать мне подобное.
– Любой юрист скажет вам то же самое, но, говоря вам это, я намекаю на решение вашего вопроса путем дискредитации Брандта, и тогда армия, вероятно, замнет расследование.
Тайсон покачал головой в раздумье.
– Сможете ли вы разоблачить Брандта?
– Возможно, в некотором смысле я бы мог это сделать. Но тогда бы это значило, что я должен рассказать о том, что он делал там,а не какую жизнь он вел после Вьетнама, потому что ничего не знаю, кроме того, что читал о нем, как об отличном враче, женатом человеке, у которого есть сын, ровесник моего Дэвида, и дочь. К чему мне слагать небылицы о том, что случилось чуть ли не двадцать лет назад. Это спасет мою шкуру?
– Я надеюсь.
– Но это противоречит тому, во что я верил, – прошлое надо забыть. Если я хочу, чтобы обо мне судили по тому, как я прожил жизнь после Вьетнама, как же я могу свидетельствовать о прошлых грехах и упрекать в них Брандта?
– Он же бросил обвинение вам в лицо.
– Это его дело. Я так не поступлю.
– Подполковник Левин был прав, – покачала она головой.
Тайсон долго и внимательно исподлобья смотрел на нее.
– Но это совсем не значит, что у меня нет чувства самосохранения. Как раз оно-то у меня и срабатывает в первую очередь. Пока что все советы не совместимы с моим образом мыслей. Только я знаю, каков на самом деле Бен Тайсон. Я попытаюсь избежать всех подводных камней, но не обманом, не компроматом или клеветничеством. Я хочу добиться честного вердикта, даже если меня признают виновным.
– Вы имеете право поступать по-своему. Но тогда, если вы не собираетесь ответить тем же Брандту, я на основании собранных фактов должна буду повесить на вас обвинения. У меня не будет другого выбора, понимаете?
– Я их лично не приму.
Карен сошла с проезжей части, забираясь в дикие заросли кустарника. Горькие травы распространяли едва уловимый пряный запах. Сунув руки в холщовые брюки, она посмотрела на почти пустынную дорогу и сказала:
– Что я могу еще сделать для вас?
Тайсон стоял чуть поодаль. Теплый порывистый ветер растрепал ее волосы, тихонько жалобно запел в островерхих елях и расшевелил распластанные ветви широких лип. Глядя на нее, Тайсон думал, что на природе она смотрится по-домашнему и держится очень просто.
– Почему вы не верите Садовски и Скорелло? Вы называете их бессовестными лжецами? И меня тоже? – спросил он.
Она оглянулась.
– Нет. Но с практической точки зрения в плохие поступки легче верится, чем в хорошие, и их легче утверждать, чем отрицать.
– Почему?
– Это очевидно. Так подсказывает здравый смысл. Стивен Брандт – уважаемый врач и...
– Неважно. Я это тоже принимаю в расчет. – Он посмотрел вдаль. В девяноста милях от этого берега на востоке находился Саг-Харбор, и чувство бессильной ярости и горечи, что он не может быть там со своей женой и сыном, испортили ему настроение. – Значит, мне здесь трубить девяносто дней?
– Да. Таков закон.
– Сможет ли армия уложиться в этот срок?
– Уже на следующей неделе прокуратура даст краткое заключение закрывать дело или нет. Но если она настоит на продолжении расследования, ей останется связаться с оставшимися свидетелями и решить, кого выбрать для суда.
– Вы нашли кого-нибудь?