Левин понимающе кивнул.
– Однако вы не облечены юридической властью, чтобы опротестовать этот арест. Но если вы хотите встретиться с командиром гарнизона, я могу это устроить.
Корва поднялся.
– Этовсе? – И покосился на Ходжеза.
Левин ответил утвердительно:
– Да. Это все, что я хотел сказать. Ну а как ваше самочувствие? И вашего клиента?
– Мои клиент просит вашего разрешения в шесть часов отбыть с места службы, чтобы выпить со мной.
– Разрешение дано. Завтра в девять утра жду вас с докладом, Тайсон.
– Слушаюсь.
Левин тяжело встал из-за стола и вышел из кабинета вслед за Тайсоном и Ходжезом. На прощание он посмотрел на Тайсона и развел руками.
– На этом все, лейтенант.
Тайсон отдал честь и, развернувшись, энергично зашагал по коридору.
Бен спускался по лестнице вниз, смутно сознавая, где он находится. Голова раскалывалась от шума так, что он даже не услышал за собой чьи-то торопливые шаги.
У самого выхода его догнал Корва. Выходя из здания штаба, Тайсон закурил сигарету.
– Вы знали, что это могло случиться? – спросил он.
– В какой-то степени.
– Почему же вы мне не сказали?
– Потому что вы знали об этом, Бен. Давайте не будем притворяться и врать себе, что это всего лишь глупое бюрократическое искажение законов. Это достаточно серьезные люди, и они обвиняют вас в убийстве.Вы знали это с самого первого дня, когда ваш друг вручил вам книгу Пикара.
После глубокой затяжки Тайсон ответил:
– Я знал об этом задолго до появления этой книги. Ну, Винс, почему же мы их не взгрели хорошенько?
Корва улыбнулся.
– Сейчас вы рассуждаете, как даго– сорвиголова.
Они медленно пошли вдоль Ли-авеню, миновали старинную пушку, выставленную на обозрение туристам, и приблизились к главным воротам. Корва поинтересовался:
– Вы куда сейчас направляетесь? Вам не разрешается покидать воинскую часть до восемнадцати часов.
– Пошли они... Я даже не знаю, который час. – Проходя мимо поста, он рассеянно отдал честь дежурному, затем повернул налево под вставший на дыбы мост к Шор-Парквей.
Корва предупредительно заметил:
– Еще нет шести. Давайте вернемся. Я отвечаю за вас.
– Никто не отвечает за меня, кроме меня самого. Они могут взять свой ордер на арест, скатать его, смазать маслом и засунуть себе в задницу. А если вы не хотите нести ответственность, уходите.
Корва глубоко вздохнул, но промолчал. Они прошли небольшим парком к берегу. Тайсон шел по самой кромке, где лениво плескались волны.
Корва шел в нескольких шагах позади него. Он пытался урезонить Тайсона:
– Люди, которых обвиняют в тяжких преступлениях, часто заблуждаются, думая, что они не совершали их. Поэтому когда закон начинает, мягко говоря, беспокоить их, они впадают в ярость. Послушайте меня, Бен. Я не спрашиваю вас о всех подробностях случившегося, но вызнаете, я знаю и армиязнает, что ужасное убийство невинных людей в этом чертовом госпитале действительно произошло. Вы слышали стоны умиравших, как скажет прокурор, и не остановили убийц, европейцев, не говоря уже о девяти десятках коренных жителей Вьетнама.
– Мне понравилось это. Особенно, как они ловко поделили людей на белых и на желтых.
– Сделали они это не из-за расового разделения, а потому, что у них имеются списки погибших вьетнамцев.
– Вранье. Был бы я здесь, спустя двадцать лет, если бы тогда деревню не окружили двести узкоглазых обезьян? Тупорылых? Грязных свиней? Как мы еще их называли, Винс? Как выих называли? По-всякому, но только не восточными людьми. Ну и влип же я! Я застрелил четырнадцать настоящих людей.
– Хорошо, хорошо. Вам не следует все это рассказывать мне. Я знаю, что мы делали и как мы себя вели. Боже, если бы я мог вернуться назад...
– Да...
Корва нагнал Тайсона и поравнялся с ним.
– Дело в том, что и вы, и я, и армия знаем, что это убийство было совершено непосредственно под вашим командованием. Более того, можно предположить, что вы были свидетелем этой расправы. А пока они намерены предположить, что вы сами прострелили себе ногу.
– Это неправда. – Тайсон остановился и засмотрелся на воду. Синее море с легким шумом билось о прибрежные камни, выбрасывая белую пену, таявшую на глазах. Тайсон глубоко вдохнул соленый воздух. – Я этого не делал, – повторил он.
Корва подошел совсем близко.
– Кого это трогает? Не меня. Вы знаете и я знаю, что армии безразлично, стреляли ли вы в кого-нибудь или нет. Они не будут выяснять, почему это случилось, пытались ли вы остановить свой взвод, вскинувший автоматы на людей, или, может, вы отошли на минутку пописать и пропустили «представление». Их заботит только то, что вы не сообщили об этой резне, хотя это был ваш юридический долг, и не раскаялись в этом, как истинный христианин. По причинам, известным только вам одному, вы не пожелали увидеть этих убийц на скамье подсудимых. Самое комичное здесь то, что люди, находившиеся под вашим началом, возможно, просто совершили преступление в состоянии аффекта. Может быть, они переживали поражение в бою, которое, как признает армия, согласно статье 118-й, послужило роковой предпосылкой для совершения убийства. Несомненно, ваши люди переживали страшные угрызения совести, предопределившие для многих фатальный исход. Но вы, с другой стороны, вы совершили преступление бесстрастия, не сообщив в нужные инстанции о происшедшем. Почти двадцать лет, Бен, вы пытались поставить все на свои места и не смогли. Поэтому сейчас армия собирается навести порядок не только для себя, но и для вас.