Корва заговорил примирительно:
– Им очень многое нужно взвесить и решить. Иногда на приговор уходит больше времени, чем на вердикт. Бывает, что присяжные в течение нескольких дней не могут вынести приговор. – Корва ухмыльнулся. – Пятнадцать лет я имею дело с судом. И все равно никогда не знаю, что получится.
Тайсон в раздумье сел на стул для прихожан и взглянул на часы.
– Двенадцать пятнадцать.
– Ничего не остается, как ждать. – Адвокат силился улыбнуться.
– Вы по доброй воле остаетесь с подсудимым? – проверил лояльность Корвы Тайсон.
– Думаю, что это так. Но если вы чувствуете себя здесь неуютно, мы можем посидеть в кутузке.
– Пожалуй, мы останемся здесь. – Тайсон углубился в свои мысли и некоторое время молчал. Корве, наоборот, захотелось выговориться.
– Помните, как мы бывало говорили во Вьетнаме? Нельзя отличить хороших парней от плохих. Поэтому убей их всех, а святой Петр отберет лучших. Когда я первый раз услышал об этом, мне показалось это забавным. Но когда это произошло – убийство местных жителей, – ничего забавного я больше в этом не видел. И только приготовившись к отъезду домой, я начал понемногу осмысливать происходящее. Думаю, не ошибусь, если скажу, что, находясь во Вьетнаме, вы потеряли связь с внешним миром и создали свой собственный. Это вы забыли сказать в своей маленькой речи. Это разрыв между сознанием своего долга, решением его не выполнять и добровольным приходом к этому решению, хотя оно противостоит вашим принципам.
Тайсон закурил, нервно щелкая зажигалкой.
– Я продолжаю возвращаться к прошлому. Стараюсь вспомнить, что чувствовал раньше, какие мысли приходили ко мне тогда. Но чем больше я прикладываю усилий, тем иллюзорнее становится эта история. Смешно сказать, что самые яркие впечатления от Вьетнама я получил в первые и последние дни службы. Вначале я еще открыто впитывал реальность, но недели проходили за неделями, и с каждым прожитым месяцем я все больше погружался в себя, начинал что-то отбрасывать, что-то искажать и особенно отрицать. Например, утром убили пятерых из взвода, а к обеду думаешь, что они вообще не существовали. Ты мог небрежно выстрелить в крестьянина и едва успеть перезарядить автомат, как выяснялось, что он – вооруженный до зубов солдат вьетконга. Поэтому все, что произошло в госпитале на самом деле, не стыкуется с показаниями Брандта, Фарли, Келли. Может быть, это было что-то другое. И если бы я пошел в штаб батальона и, увидев полковника, рассказал бы ему, что случилось, он бы, наверное, посчитал меня за сумасшедшего. Он бросил бы мне в лицо наспех написанный рапорт и показал бы мне приказ о моем награждении Серебряной звездой, а потом бы посоветовал взять себя в руки.
Корва похлопал по плечу Тайсона и сказал с грустью в голосе:
– Боже, Бен! В каком аду мы жили! Мы никогда уже не станем нормальными людьми.
– Еще бы!
– Да. Я совсем забыл передать вам от Карен Харпер привет и еще кое-что. Хотите услышать? – Лукавая ухмылка появилась на лице Корвы.
– Нет.
– Ну тогда ладно.
Сделав последнюю затяжку, Тайсон спросил безразличным тоном:
– Ну и что она хочет?
– Она просила передать, что сегодня в полночь кончается срок ее действительной службы. По этому поводу она угощает вас шампанским в любом заведении города по вашему выбору.
– За этой женщиной я мог бы приударить, – произнес мечтательно Тайсон.
– Конечно. Предложите ей пойти в бар какого-нибудь отеля. И если все пойдет как надо, не стесняйтесь в своих желаниях. – Корва подмигнул и цинично выругался для смаку.
Тайсону, как ни странно, пришлось по душе предложение Корвы, и он засмеялся первый раз за последний месяц.
– Вы просто омерзительны. Если я встречусь с ней, я попрошу вас сопровождать меня.
– Я обязательно там буду, – заверил его Корва.
– А вы заметили, что эта Синдел тоже неплохая штучка? И почему это я так привлекаю женщин-военнослужащих, а?
– Не знаю. Спросите своего «психа».
– Мой врач как-то раз сказал, что когда солдат уходит на войну, ему все заранее прощается.
– Разве? Как бы я хотел, чтобы он оказался один из присяжных.
– Но он уже умер.
Мужчины одновременно посмотрели на часы. Корва обеспокоенно спросил:
– Вы голодны?
– Нет. – Бен закурил. – А почему это вы решили, что я смогу завтра встретиться с Карен Харпер в баре?
– Я оптимист по натуре. Наверное, и Харпер тоже. Но я думаю, что некоторые присяжные захотят впаять вам срок, чтобы впредь неповадно было. Это традиционный подход. Они бы засудили капитана Браудера, попади он в окружение. Военные проявляют жесткость, когда требуется сочувствие, и наоборот. Они говорят, что, мол, мы живем, игнорируя гражданские концепции о добре и зле, и что у нас есть собственный кодекс и собственное разумение. «Где еще человек может получить пять лет тюрьмы, – спрашивают они, – за сон в неположенном месте и в неположенное время?»
Тайсон кивнул, соглашаясь.
– Я думал об этом. Спроул предупредил присяжных, чтобы не принимали крутых мер. Но он ведь судья. Он, кажется, не имеет отношения к военной прокуратуре. А эти пехотные офицеры тоже откуда-то понаехали.
– Да. В этом есть доля правды.
– Расскажите мне что-нибудь о войне. Мне скучно. Расскажите мне, как вы пробирались по тоннелю и получили Бронзовую звезду.
– Ладно. Я полз по этому тоннелю, а он все сужался и сужался, пока не уперся в проход шириной всего лишь в один фут.
– Это я слышал, – перебил его Тайсон.
– Хорошо. Потом я зажег шахтерский фонарик и наткнулся на восточного господина, который оказался бойцом народной армии освобождения, хотя я не увидел на его пижаме ни погон, ни знаков отличия. Поэтому я сунул руку в карман, помните, я оказался в самом узком месте тоннеля, и извлек из него пластиковую карточку с правилами ведения боя...