Марси, размышлял он, была утописткой средней руки. Дом напоминал коммуну: решения принимались совместно, хозяйственные заботы делились поровну, вещи были общие, каждый поверял свои мысли другому. Тайсон чувствовал, что так или иначе, недополучал своейдоли. Он только работал больше обычного, да приносил жалованье в два раза больше. Марси, как правило, не цитировала слова Маркса, но философски оспаривала его изречение: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Очевидно, потребностей у него было меньше, так как на любое его замечание, что он-де обладает большими способностями, Марси отвечала гробовым молчанием. В беседе с ней он не раз подчеркивал, что участвуя в войне, боролся именно с таким режимом, который господствует в его доме. Но то был глас вопиющего в пустыне.
Тайсон поднял голову и прислушался к стерео. Примитивная музыка джунглей.Он не мог определить, что за песня звучала, если это вообще можно было назвать песней. Но он не смел отрицать ее существования на примитивном уровне.
Тайсон вытащил из своей папки две книги – роман Пикара под названием «Поиски» в мягкой обложке и «Хюэ: гибель города», которые обошлись ему в 18 долларов 95 центов плюс налог. Он отложил роман в сторону и открыл книгу о Хюэ, по диагонали пробегая страницы, не относящиеся к происшествию в госпитале Мизерикорд. Пикар, рассуждал он, оказался не таким уж и плохим писателем. Хроникально-документальное изложение материала, объем, стиль одобрили даже известные историки. Точно дан социальный срез: личные трагедии, исковерканные судьбы многих и многих людей. Автор брал интервью у крестьян, рядовых, генералов. Книга напоминает полотно Сера, известного пуантилиста, – средоточие крошечных пятнышек.
Итак, он открыл первую страницу:
"Хюэ. Город почти неземной красоты. Один из тех маленьких городов-жемчужин мира, которые являют собой не просто город. Хюэ остается и по сей день душой Вьетнама, его Севера и Юга. Территория, на которой раскинулся Хюэ, в течение двадцати одного столетия принадлежала древней аннамской империи. Хюэ прославил себя как исторический, дарующий творческое вдохновение центр культуры, науки и религии. Подобно многим великим городам, он вобрал в себя эклектику стилей: иноземного и собственного, утонченного, буколического и урбанистического. Здесь больше вьетнамцев, чем французов, но старые кафе на южном берегу реки Конг до сих пор хранят дух колониальных времен, а великая пагода Фукам, ставшая символом городского экуменизма, величаво и гордо взирает на бег Времени. Хюэ – чудесная гармония звуков, запахов, ощущений. В нем искрится огромная жизненная сила, растрачиваемая на суетность и земные заботы. За время своего существования он был сердцем и украшением нации, вьетнамского народа – от простого селянина до продажного сайгонского политикана. Все они имели основание надеяться..."
– Эй, папа!
Тайсон закрыл книгу и посмотрел на сына.
– Привет, Дэвид.
– Чо-т-чтаешь?
– Произнести еще раз.
– Что ты читаешь!
– Книгу. Ты даже не соизволил вынуть почту из ящика.
– Я уже вынес мусор.
– Ты оставил дверь незакрытой.
– Я взял молоко и газету. Где мама?
– Это был мой вопрос.
Дэвид улыбнулся.
Тайсон оглядел сына. Мальчик одет хорошо, следуя последней молодежной моде. Его темные, густые волосы были, пожалуй, немного длиннее, чем хотелось бы, а вообще, симпатичный парень, хотя, на взгляд Тайсона, немного сухощав, как и его мать. Цветом волос он пошел тоже в мать, а также взял от нее яркой зелени глаза.
Дэвид нагнулся поближе и бросил взгляд на книгу, лежавшую на коленях у Тайсона.
– О, книга о Вьетнаме.
– Верно подмечено.
Дэвид улыбнулся.
– Что у нас на ужин? Сегодня твоя очередь готовить.
– Неужели?
– Проверь расписание. – В голосе прозвучало плохо скрываемое пренебрежение. Дэвид взял в руки «Поиски». – А это что?
– Другая книга. Спорим, что ты видел их в музеях или по телевизору. По ним снимают фильмы.
Дэвид с безразличием отнесся к сарказму отца и изучающе посмотрел на обложку.
– Священный Грааль. Я что-то читал об этом. Король Артур. Это было в жизни?
– Это – легенда, а легенда похожа на правду, но с другой стороны она как бы и миф, а миф – вымысел. Улавливаешь?
– Нет. – Его взгляд приковала книга о Хюэ. – А это правда?
Тайсон не ответил. Дэвид положил книгу на край стола:
– Что с тобой, папа?
Тайсон задумался на минуту, потом произнес:
– Пожалуй, я не стану это сейчас обсуждать.
– Вы, что, с мамой разводитесь?
– Мне это неизвестно.
Дэвид улыбнулся.
– О'кей. Чуть позже мы устроим семейный совет.
Тайсон уловил нотку ехидства в голосе сына.
– Есть вещи, Дэвид, которые не обсуждают на семейных советах, и в такие дела детей не посвящают.
– Тогда расскажи маме.
– Непременно. Как-нибудь потом мы с тобой обязательно поговорим о моих заботах, но не вдаваясь в подробности.
– О'кей. – Мальчик помялся, потом предложил: – Хочешь, чтоб я заказал ужин?
– Да. Пожалуйста. Пусть это будет сюрпризом. Только никакой пиццы.
Дэвид кивнул и направился к выходу. Тайсон видел, что он хотел добавить что-то, но не поддержал его. Дэвид вышел. Бен встал и направился к бару, устроенному в стеллаже. Найдя спиртное, плеснул себе немного «скотча».
В подобные минуты Тайсон нередко думал, а не завести ли им еще ребенка. Он сам был в семье четвертым. Его старшие сестры лелеяли его и многое прощали, тогда как Марси, имея трех братьев, ни с одним не уживалась. Дэвид же не почувствует в своей жизни ни сестринской нежности, ни ревности и соперничества братьев. Решение больше не иметь детей Марси приняла восемь лет назад, когда на свет появилась Дженни, скончавшаяся спустя неделю после рождения. Марси сказала, что смерть ее – следствие приема ЛСД в колледже. Тайсон имел на этот счет другое мнение, предполагая, что ребенок отравился. Его священник, преподобный Саймс, изрек, что на то была Божья воля. Доктора разводили руками. Как бы там ни было, но Дэвид рос здоровым во всех отношениях, и Тайсон иногда думал, что стоит попробовать еще раз. Но, с другой стороны, ни у кого бы из них не достало сил нянчиться с дефективным ребенком, если тот останется жив.