Тайсон положил руку на черную кованую решетку, уходящую от входа в каземат вглубь на шесть футов. Он улыбнулся посетителям.
– Лично для меня в этой решетке скрыт особый смысл.
Ответом ему были старческие улыбки, обнажившие вставные зубы. За всю жизнь он никак не мог понять, почему старикам интересно слушать нечто подобное. Они были очень внимательны и вежливы. И наоборот, пришедшие днем раньше бойскауты, которые, казалось бы, должны были быть полны природного любопытства, вели себя индифферентно и нетерпеливо. Тайсон отнес такое поведение на счет собственной неопытности. Он продолжил экскурсию.
– Эта решетка относится примерно к сороковым годам прошлого века. Подойдя поближе, вы сможете рассмотреть вот здесь, среди узорчатых железных прутьев, выкованных каким-то старательным кузнецом, эмблему северян и американского орла, являющихся основной темой тех лет.
Тайсону до смерти хотелось закурить или глотнуть немного свежего воздуха. Массивные стены капонира избавляли от полуденного зноя, но смесь приторного цветочного одеколона и пыли была невыносима. Плюс ко всему удушливая жара от мощного современного освещения. Он подумал, что монтаж кондиционеров в таком сооружении – безнадежное дело, да и предкам нашим не пришло в голову сделать отдушины.
Один из посетителей поинтересовался:
– Какой же смысл скрыт в этой решетке для вас, лейтенант?
– Что? О да. Это я сказал об этом, да? Ну этот фрагмент не из Форт-Гамильтона. Этот кусок был взят в старом правительственном здании на Уайтхолл-стрит перед тем, как его взорвали. Сейчас для большинства жителей Нью-Йорка слова Уайтхолл-стрит ассоциируются с призывом на военную службу. – Он любезно улыбнулся и заметил, как несколько дедов улыбнулись в ответ.
– Во всяком случае, – продолжал он, – с тех пор, когда меня призвали на действительную службу прошло много времени, и я удивился, увидев эту решетку здесь. – Он снова улыбнулся, как можно естественней. По правде говоря, он вовсе и не помнил ее. Тогда на уме у него были совсем другие вещи, а не архитектура этого мрачного старого сооружения, которое послало миллион его соотечественников на поля сражений. Он посмотрел направо и жестом пригласил группу перейти к следующему экспонату. Бен неожиданно задержался взглядом на своем отражении в стекле витрины. Честно говоря, он выглядел совсем неплохо в военной форме, как, пожалуй, и все мужчины. Бен церемонно поправил галстук.
Женский голос, прорезавший тишину, заставил его вздрогнуть.
– Вы видели войну во Вьетнаме?
Он оглянулся на голос. Она стояла позади группы, возвышаясь над теми, кто был рожден на заре столетия. Тайсон не мог сразу сообразить, как долго она отсутствовала. Седые головы моментально повернулись к ней.
Карен Харпер задала еще один вопрос:
– За что вы получили все эти медали?
Несколько человек засмеялись.
Тайсон предложил группе самостоятельно походить по музею, обещав вернуться через некоторое время. Он быстро подошел к Карен и, взяв ее за руку, вывел из музея. На небольшой полянке, разделявшей музей и офицерский клуб, она высвободила свою руку, капризно сказав:
– Лейтенанты не берут майоров женского пола за руку.
– Хотите выпить?
– Нет. В прошлый раз на документах остались пятна. Он улыбнулся.
– У меня тоже возникли в связи с этим некоторые осложнения... дома.
– Неужели? – Она постояла немного молча, потом добавила: – У меня тоже. Я к тому... что у меня состоялся разговор с моим другом. Я вам рассказывала о нем. Он полковник пехоты, сейчас в Вашингтоне. Но мне не нужно вам говорить об этом.
Тайсон почувствовал укол ревности. Где-то в глубине души он допускал, что у нее был друг, но не хотел, чтобы это подтвердилось. Он силился улыбнуться.
– Я напишу ему письма с объяснениями, а вы напишите такое же моей жене.
– Безусловно. А вам не кажется, лейтенант, что вы ведете себя немного фамильярно?
– Извините. Я скучал без вас.
– Прекратите. Во-первых, вы никудышный экскурсовод.
– Я знаю.
– А во-вторых, мне нужно кое-что рассказать вам.
Тайсон глубоко и взволнованно вздохнул, но заставил себя говорить как можно беззаботнее.
– Как продвигается наше расследование?
– Я пришла к важным выводам. – Она направилась к офицерскому клубу. – Следуйте за мной.
Тайсон вошел за ней в клуб, миновал фойе и поднялся по узким каменным ступеням на второй этаж. Пока они шли, Тайсон продолжал выступать в роли экскурсовода.
– Заметьте, что этот этаж построен не из гранита, а из кирпича, следовательно, здание достраивали... Большие орудия с самого начала стояли здесь, на открытом парапете...
– Я все это знаю. Я была на экскурсии. А как же ваши туристы?
– Они усядутся в свой автобус и проболтают всю дорогу о нас с вами.
Она сдержала улыбку.
– Ах вы подлый человечище. Они такие милые.
– Ничего себе милые! Не хотел бы я дожить до такой степени дряхлости.
– Может, вам и не придется. – Они вышли на длинную крытую террасу, застекленную со стороны моря. Острые лучики солнца пробивали стекло, оставляя на полу радужные геометрические фигуры.
– Я обнаружил здесь две большие приемные, одна как нельзя лучше подходит для суда, – сказал Бен. – Хотите взглянуть?
– Комната Вашингтона и комната Джексона. Я знаю их.
– Хорошо. Что вы думаете по этому поводу? В комнате Вашингтона такой красивый потолок, как в соборе, зато комната Джексона гораздо интимнее,если вы понимаете, что я имею в виду.
– Вы сегодня в каком-то приподнятом настроении.
Сквозь стекло террасы он увидел справа недавно пристроенный обеденный зал, за ним Шор-Парквей, петляющую вдоль пролива, перекрытую вдали мостиком Верразано. В миле от них виднелся берег Стейтен-Айленда. Тайсон четко мог различить артиллерийские орудия форта Баттери-Унд.